Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел - Страница 88

Торн пожал руки всем присутствующим и ушел. Фаербрасс почти приплясывал от радости.

— Дела идут шикарно!

— Это как-нибудь меняет мое положение? — спросила Джилл.

Фаербрасс казался удивленным.

— Нет. Я же сказал, что ты будешь главным инструктором и капитаном «Минервы». Фаербрасс всегда держит свои обещания. Ну, лучше сказать, почти всегда. Но я знаю, о чем ты думаешь. Я не давал никаких обещаний насчет того, кто будет первым помощником на «Парсевале». Ты занимаешь прочное место среди кандидатов, Джилл. Но пока об этом говорить рано. Все, что я могу сказать, — пусть победит наилучший. Мужчина или женщина — безразлично.

Пискатор похлопал Джилл по руке. В другой раз она бы отнеслась к этому с отвращением. В данный момент — почувствовала благодарность.

Позже, когда они вместе вышли из кабинета, Пискатор высказался так:

— Не уверен, что Торн говорит правду. Если и говорит, то, во всяком случае, не всю. В основном его история, может быть, и правдива. Но в его тоне слышится нечто фальшивое. Похоже, он что-то скрывает.

— Иногда вы меня прямо пугаете, — сказала она.

— Но я могу и ошибиться в нем.

У Джилл возникло твердое впечатление, что сам он не допускал даже мысли о такой возможности.

Глава 34

Ежедневно еще до рассвета «Минерва» поднималась в воздух для тренировочного полета. Иногда она оставалась там до часу после полудня. Иногда совершала полеты в течение всего дня, приземляясь лишь вечером. В первую неделю единственным пилотом была сама Джилл. Затем управлять стали по очереди все будущие пилоты и офицеры, обслуживающие рулевую гондолу.

Барри Торн не появлялся в аэростате в течение первых четырех недель, после начала тренировочных полетов. Джилл потребовала, чтобы он сначала прошел курс обучения на земле. Хоть он и обладал опытом, но на воздушном корабле не бывал по меньшей мере 32 года, и нетрудно предположить, что многое позабыл. Торн не возражал.

Джилл не спускала с него глаз, пока он сидел в кресле пилота. Каковы бы ни были подозрения Пискатора, Торн вел корабль так, будто занимался этим делом многие годы и без всякого перерыва. Он был не менее компетентен и в навигации, и в ликвидации запрограммированных чрезвычайных ситуаций, что входило в программу обучения.

Джилл была определенно разочарована. Она так надеялась, что он вовсе не таков, каким представился. Но теперь она видела, что он из той самой муки, из которой пекут капитанов.

Торн, однако, оказался странным человеком. Он был на дружеской ноге со всеми и готов был посмеяться шуткам, как и всякий другой. Но сам он никогда не зубоскалил и вне службы держался особняком. Хотя ему дали хижину в двадцати метрах от хижины Джилл, он никогда не заходил к ней и не приглашал к себе. В известной степени для Джилл это было облегчением, поскольку не приходилось беспокоиться о том, как его отшить, если начнет приставать. Но раз он не делал и попыток уговорить какую-нибудь женщину поселиться с ним, он предположительно должен был быть гомосексуалистом. Однако он, по-видимому, совершенно не интересовался и лицами своего пола — ни сексуально, ни иначе.

Торн был типичный одиночка, хотя при желании умел раскрыться и быть просто очаровательным. А потом вдруг закрывался, как кулак, и становился никаким, серым — ну как живая статуя.

Вся потенциальная команда «Парсеваля» находилась под непрерывным наблюдением. Каждый проходил психологические тесты на стабильность. Торн выдержал и осмотр, и тесты так, будто сам их разработал.

— Только потому, что человек немного странно ведет себя в общественной жизни, — сказал Фаербрасс, — ему нельзя отказать в том, что он первоклассный аэронавт. В первую очередь ценить следует то, каков он в воздухе.

Фаербрасс и Сирано проявили себя природными пилотами-аэронавтами. В случае с американцем тут ничего особенного не было, поскольку он провел тысячи часов в ракетных самолетах, геликоптерах и космических кораблях. Француз же происходил из времен, когда даже воздушных шаров не существовало, хотя их изобретение уже было, так сказать, «на носу». Наиболее сложные технические устройства, с которыми ему довелось иметь дело, были фитильные и кремневые пистолеты, а также пистолеты с колесиком. Он был слишком беден, чтобы иметь часы, к тому же они требовали лишь одного умения — заводить их.

Тем не менее Сирано быстро усвоил все, чему учили в наземном классе и в полете; даже необходимые математические расчеты одолел без особого труда. Фаербрасс был очень хорош, но Бержерак оказался наилучшим пилотом из всех. Это Джилл должна была признать, хоть и без особого удовольствия. Реакция у француза и оценка обстановки были на уровне компьютерных расчетов.

Другим неожиданным кандидатом оказался Джон де Грейсток. Этот средневековый барон напросился в команду, которая будет управлять полужесткой «Минервой», когда она пойдет в атаку на «Рекс». Джилл скептически отнеслась к его возможности адаптироваться к пилотажу. Но после трех месяцев полетов он расценивался Фаербрассом и Галбиррой как человек, наиболее подходящий на пост капитана этого корабля. Барон был человеком военным, беспощадным и безудержно храбрым. И к тому же ненавидел короля Иоанна. Будучи ранен и сброшен с корабля Иоанном, когда «Внаем не сдается» был взят штурмом, барон жаждал отмщения.

Джилл прибыла в Пароландо в конце месяца Дектриа (по-английски — тринадцатый). Пароландо приняло тринадцатимесячный календарь, поскольку у этой планеты не было ни времен года, ни лун. Поэтому хотя и не было смысла (кроме сентиментальных воспоминаний) считать, что год состоит из 365 дней, но сами по себе эти воспоминания не были плохи. Каждый месяц состоял из четырех семидневных недель, то есть из 28 дней. Поскольку 12 месяцев давали только 336 дней, был добавлен тринадцатый месяц. Правда, один день оказался лишним, но его называли либо Новогодним днем, либо Последним днем, либо Днем-Когда-Напиваются-До-Бесчувствия. Джилл прибыла за три дня до наступления этого праздника в 31 году от Дня Воскрешения.