Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел - Страница 74

Может, и в самом деле следовало? Он действительно не слышал инструктора. Только половина взволнованного карканья лейтенанта проходила сквозь трубки в более или менее понятном виде. И сера, конечно, тут была ни при чем. Равно как и большая высота над уровнем моря. Или любое другое физическое явление, связанное с его слухом.

Только многие годы спустя он понял, что действительно не хотел слышать своего инструктора.

— Он был прав! — громко сказал Питер.

— Кто был прав? — спросила Ева. Она сидела на постели, опираясь на руку и глядя на Фрайгейта сверху вниз. Ее тело было скрыто под толстыми полотнищами разноцветной ткани, скрепленными вместе, а лицо закрывал надвинутый капюшон.

Питер сел и потянулся. Внутри хижины царил полумрак; звуки барабанов и труб, доносившиеся с берега, звучали приглушенно. Где-то поблизости сосед лупил в свой барабан из бамбука так, будто хотел пробудить весь мир.

— А никто.

— Ты стонал и что-то бормотал.

— Земля никогда не покидает нас, — сказал он.

И ушел, предоставляя ей самой извлечь смысл из era слов С собой он прихватил ночной горшок, чтобы отнести его в общественный сортир, находившийся в сотне шагов от хижины. Там он обменялся приветствиями с десятком мужчин и женщин, влекомых сюда той же целью. Все выливали содержимое горшков в большую телегу из бамбука. После завтрака ее увезет отсюда упряжка мужчин и доставит к холмам у подножия гор. Там экскременты будут переработаны в селитру, которая пойдет на изготовление черного пороха. Фрайгейт по два дня в месяц работал там, и по четыре — на сторожевой вышке.

Питающий камень находился по другую сторону холма, на котором стояла их хижина. Обычно он и Ева приносили свои граали сюда. Однако сегодня ему хотелось поговорить с командиром прибывшего ночью корабля. Ева не будет возражать, если он пойдет один, так как ей надо было закончить мастерить ожерелье из позвонков «рогатой рыбы», многоцветные кости которых ценились в качестве украшений. Она и Фрайгейт меняли их на табак, вино и кремни. Фрайгейт еще изготовлял бумеранги, а иногда — долбленки и каноэ.

Фрайгейт нес свой грааль в левой руке, а в правой — тисовое копье с кремневым наконечником. На поясе из рыбьей кожи вокруг талии висел чехол с кремневым топором; колчан со стрелами с наконечниками из кремня и оперением, вырезанным из тонких рыбьих костей, висел на одном плече. Тисовый лук, завернутый в бамбуковую бумагу, чтоб предохранить от утренней влаги, был привязан к колчану.

Маленькое государство, гражданином которого состоял Фрайгейт, в это время не воевало и даже не готовилось к отражению нападения. Просто закон, требовавший, чтобы граждане имели оружие под рукой, был остатком далеких прежних боевых дней. Устаревшие законы умирали тут с не меньшим трудом, чем на Земле. Общественная инерция действовала повсюду, хотя ее сила варьировала от одного государства к другому.

Фрайгейт пробирался между хижинами, разбросанными по равнине. Сотни людей, так же как и он, укрытых с головы до ног от утренней холодной сырости, уже присоединились к нему. Через полчаса после восхода солнца они начали снимать свои одежды. За завтраком Фрайгейт выискивал незнакомые лица. Их оказалось пятнадцать, все с только что прибывшей шхуны «Пирушка». Они сидели отдельной группой, завтракали и болтали с теми местными обитателями, которых заинтересовали вновь прибывшие. Фрайгейт сел возле них, чтобы поглядеть и послушать.

Капитан Мартин Фаррингтон, известный также как Фриско Кид, был мускулистым человеком среднего роста. В его красивом лице проглядывало что-то ирландское. Волосы цвета красноватой бронзы, вьющиеся. Глаза большие темно-синие; подбородок сильный. Говорил он энергично, часто смеялся, нередко шутил. Свободно владел эсперанто, но пренебрегал грамматикой. Совершенно очевидно, что предпочитал он английский.

Первый помощник Том Райдер, известный под кличкой Текс, был на 5,08 сантиметра, или два дюйма, ниже Фрайгейта, имея рост 1,8 метра, или 6 футов.

Он был тем, кого дешевые научно-фантастические журнальчики времен фрайгейтовской юности называли «грубо красивым». Не, такой мускулистый, как капитан, он двигался быстро и изящно, с уверенностью, которой Фрайгейт позавидовал. Длинные черные волосы были прямы, и, будь его обожженная кожа на два тона темнее, он вполне мог бы сойти за индейца племени онондага. Его эсперанто был безупречен, но, подобно Фаррингтону, он радовался встрече с англоговорящими людьми, которых в толпе было немало.

Говорил Текс приятным баритоном, в котором свойственная юго-западу манера растягивать слова смешивалась со среднезападным скрипучим произношением.

Фрайгейт узнал об экипаже многое, прислушиваясь к их разговорам и незатейливым рассказам о себе. Это была обычная сборная солянка, которую можно встретить на больших кораблях, плавающих вверх и вниз по течению. Женщина капитана оказалась белокожей южноамериканкой из XIX века. Женщина первого помощника — жительницей римского города Афродита из второго века нашей эры. Фрайгейт помнил развалины этого города, открытого археологами в Турции в 1970-х годах.

Из двух матросов-арабов — один Нур эль-Музафир (Странник), а другой — жена капитана судна из Южной Аравии, который торговал с юго-западной африканской империей Мономотапа в XII веке нашей эры.

Моряк-китаец окончил свой земной путь, утонув, когда флот Хана Хубилая, готовый вторгнуться в Японию, погиб во время бури.

Были там еще двое из XVIII века. Эдмунд Трессильян — корнуэллец, потерявший ногу в 1759 году при захвате кораблем Гуда «Весталкой» французской «Беллоны» вблизи мыса Финистерре. Без пенсии, с женой и семью детьми он впал в полную нищету. Пойманный с поличным при краже кошелька, умер в тюрьме незадолго до суда. Второй — «Красный» Козенс был мичманом на «Закладе» — перестроенном индийском торговом судне, сопровождавшем флотилию адмирала Энсона в его кругосветном плавании. Корабль потерпел крушение у берегов Патагонии. После жутких мучений и тягот его команда добралась до цивилизованных мест, где испанские власти Чили посадили их в тюрьму. Бедняга же Козенс был застрелен капитаном Чипом спустя несколько дней после крушения; капитан ошибочно решил, что Козенс — мятежник.