Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел - Страница 62


К оглавлению

62

Я сказал — различаются. Большинство из них… как сказать? Сходны. Именно так. Но каждый… Какого черта! Ты ж знаешь, как они выглядят, я же рисовал тебе картинки!

— Кроме того, что они похожи на китайские иероглифы, они больше ничего мне не напоминают, — сказал Бёртон. — Я думаю, что это символы, изображающие какую-то систему цифр.

— Ага, я помню, что ты сказал. Но дело в том, что Монат и Фрайгейт отвели меня в сторону еще до того, как мы отправились в твою хижину, чтобы рассказать, что случилось. По правде говоря, мы зашли в хижину Моната.

Казз помолчал.

— Ну? — нетерпеливо бросил Бёртон.

— Я стараюсь вспомнить и не могу. Я зашел в хижину, и это все!

— Что ты хочешь сказать этим «и это все»?

— Бёртон-нак, я хочу сказать, что это все. Я не помню ничего, что случилось после того, как мы вошли в хижину. Помню, я взглянул сквозь дверной проем. А потом помню только, что мы с Монатом, Питом и другими советниками идем к твоей хижине.

Бёртон почувствовал силу нанесенного удара, но еще не понимал, что это за удар и откуда он пришел.

— Ты хочешь сказать, что не помнишь ничего от момента, когда ты вошел в хижину, и до того, как вышел из нее?

— Нет, я не помню, и как выходил из нее. Я внезапно оказался в сотне шагов от хижины Моната, я шел и разговаривал с ним о чем-то.

Бёртон нахмурился. Алиса и Бесст стояли на причале, оглядываясь и удивляясь, что задержало их мужей.

— Очень странная история, Казз. Почему ты не рассказывал мне об этом раньше? Ведь столько лет прошло после этого случая, ты что — раньше об этом не думал? Так, что ли?

— Нет, не думал. Странно, правда? Ни единой, самой мимолетной мысли. Я и теперь не вспомнил бы даже о том, как входил в хижину, если б Логу не заговорила об этом вчера. Она видела, как я вхожу туда, но так как ее потом не было среди нас, то она и не знала, что у нас тогда случилось.

Дело в том, что она стояла у входа в их общую с Фрайгейтом хижину. Фрайгейт, Монат и я собирались войти в нее. Но когда увидели, что там Логу, мы пошли к Монату. Совершенно случайно она упомянула об этом вчера. Мы вспоминали о том времени, когда были рабами, и кто-то назвал Спрюса. Тут она и спросила меня, о чем тогда разговаривали мы с Монатом и Питом. Она сказала, что часто думала о том, зачем им понадобилось говорить со мной наедине.

Раньше она никогда об этом не заговаривала, так как считала сущим пустяком. Да все это действительно было пустяком, хоть ей и было любопытно, в чем там дело, а поскольку сейчас вдруг вспомнили об этом времени, то она решила спросить меня. Ты же знаешь — бабы народ любопытный.

— Женщины любопытны, как кошки, — сказал Бёртон и хмыкнул. — А мужчины — как обезьяны.

— Что? Что ты хочешь этим сказать?

— Сам не знаю, но звучит недурно. Я подумаю насчет объяснения попозже. Значит, именно слова Логу заставили тебя вспомнить события, предшествовавшие тому, как ты вошел в хижину Моната, и последовавшие за уходом из нее?

— Нет. Не сразу, Бёртон-нак. Я просто удивился тому, что она сказала. Начал напрягать память. Просто слышал, как скрипят мои мозговые извилины. Наконец вспомнил, будто в тумане, как мы собирались войти в хижину Пита. Затем вроде бы вспомнил, что там была Логу и как Монат говорил, что придется воспользоваться его хижиной. А еще потом… Я с трудом припомнил, что вхожу в нее.

— А пока ты с ней разговаривал, ты не заметил, что я сижу у огня и мрачно смотрю в сторону, как будто на лице у меня собираются грозовые тучи?

— Нет, я подумал, что ты просто, как обычно, слишком много съел и выпил.

— Это верно. Но дело было не в том, что у меня бурлили газы в животе. Главное — это газы в мозгу. А ты, часом, припомнив все это, ничего не сказал Монату и Фрайгейту?

— Нет.

— Вот и дальше не говори.

Может, у Казза низковат лоб, но глупым его никак не назовешь.

— Ты думаешь, что с этими двумя что-то неладно?

— Я не знаю, — ответил Бёртон. — Мне отвратительно даже подумать такое! После всех этих лет… и они же отличные ребята… Во всяком случае…

— Мне это кажется невозможным, — сказал Казз. Его голос звучал так, будто сердце готово разорваться.

— Что невозможно?

— Не знаю что. Но что-то плохое.

— Не знаю, — ответил Бёртон, — вполне могут быть другие объяснения, кроме того, о котором я сейчас думаю. Но в любом случае никому не говори ни слова.

— Не буду. Только… Слушай, у них же у обоих на лбу есть эти знаки. И всегда были. Поэтому если агенты этиков в те времена еще не носили подобных знаков, то ни Пит, ни Монат агентами быть никак не могут!

Бёртон улыбнулся. Мысли Казза были одновременно и его мыслями. И тем не менее дело явно требовало расследования. Но как провести его, не насторожив тех двоих? Правда, вполне возможно, что им вовсе нечего прятать.

— Да. Я знаю это. Не забывай, что и Бесст тоже видела их знаки. Так что у нас есть двойное подтверждение, хотя в общем-то оно нам и не особенно нужно. И все же — молчок, пока я не подам тебе сигнал.

И они двинулись к «Снарку».

— Не понимаю я, — бурчал Казз, — но уверен, что у меня возникли дурные предчувствия. Эх, видно, надо было покрепче держать язык за зубами. Логу обязательно могла что-то вякнуть по этому поводу…

Глава 25

Бёртон прохаживался взад и вперед по тонущей в тумане палубе. Хотя тело Бёртона благодаря окутывающим его покрывалам и не ощущало холода, зато лицо прямо заледенело. Откуда-то в эти места пришел необычайно холодный воздух, и клубы тумана громоздились чуть ли не до половины высоты мачты. Дальше вытянутой руки Бёртон ничего перед собой не видел.

62