— Вы хотите сказать, что шарик был имплантирован в мозг Фаербрасса? Хирургическим путем?
— Слишком мало чего осталось от лобной части мозга, — ответил Грейвз, — чтобы утверждать это с уверенностью. Но я собираюсь вскрыть черепа остальных погибших. Больше того, я хочу произвести полное и детальнейшее исследование тел всех жертв аварии. На это уйдет время, ибо мне предстоит еще присматривать за Торном.
Стараясь удержать голос от дрожи, Джилл спросила:
— А вы понимаете все значение этого шарика?
— Я тут на сей счет пораскинул мозгами. Не знаю, что это такое, кроме одного — эта вещь исключительно важна. Знаете, Джилл, я многие годы занимаюсь вскрытиями, и не потому, что того требовало дело, а для того, чтобы сохранить себя в форме. И за все это время я не обнаружил ничего непонятного во всех этих тысячах трупов.
Но я могу сказать вам вот что: думаю, я теперь знаю, почему Фаербрасс настаивал на рентгеноскопии мозга всего экипажа. Он искал людей с черными шариками в передней части мозга.
И еще я кое-что скажу вам. Я думаю, что Фаербрасс поспешил выбросить труп Штерна в Реку именно потому, что знал — у Штерна такой шарик был!
Все это приводит на память слова Алисы — «Все странче и странче», не правда ли?
Сердце Джилл колотилось, рука дрожала. Она выключила интерком.
Итак, Фаербрасс был одним из них!
Через минуту она сама позвонила доку Грейвзу.
— Фаербрасс обещал, что расскажет, зачем он затеял эту рентгеноскопию. Но так и не выполнил своего обещания. Мне, во всяком случае. А вам он что-нибудь рассказал?
— Нет. Я спросил его, но он просто велел мне заниматься своими делами.
— Тогда вы не знаете, был ли шарик в мозгу у Торна. Если он все равно умирает, вскройте ему череп, док.
— Обязательно. Конечно, я бы и так вскрыл ему мозг. Но не сейчас. Сначала ему предстоит поправиться.
— А операция его не убьет? Я слышала, что при операциях снимают черепную крышку, но можно ли безнаказанно обнажать лобные доли?
— Для меня это не составит ни малейшего труда.
Прошло еще двадцать четыре часа. Джилл старалась найти экипажу побольше дела, но дел было маловато, разве что никому не нужная чистка помещений и полировка металлических деталей. Она очень жалела, что не захватила в полет те несколько фильмов, что были сняты в Пароландо. Кроме чесания языков, игры в кости, шахматы и карты да кидания стрел в мишень, на дирижабле не было ничего, чем можно было бы занять людей. Правда, она распорядилась проводить суровые физические тренировки, чтоб утомить экипаж, но долго заниматься этим делом было невозможно, да к тому же это было еще скучнее, чем ничегонеделание.
А пока тьма и холод, казалось, начинали вить гнезда в самых потайных уголочках костного мозга. Мысль о том, что внутри Башни могут скрываться те таинственные существа, которые сотворили для них весь этот мир, держала нервы экипажа в непрерывном напряжении. Что делают они? Почему они не вышли навстречу людям?
А главное — что случилось с Пискатором?
Казалось, все это действует особенно сильно на Сирано де Бержерака. Конечно, его непривычная молчаливость и явно дурное настроение могли быть вызваны смертью Фаербрасса. Однако Джилл казалось, что Сирано тревожит нечто иное.
Доктор Грейвз попросил Джилл зайти к нему в кабинет. Войдя, она нашла дока сидящим на краю собственного письменного стола. Молча он протянул ей ладонь. На ладони лежал маленький черный шарик.
— Все тела страшно обгорели, так что я не мог бы определить даже пол, исходя из одних лишь внешних признаков. Обренова была самой миниатюрной, и я исследовал маленький труп первым. И сразу же обнаружил вот это. Я не говорил вам ничего, так как сначала хотел произвести вскрытие всех тел. Обренова оказалась единственной, у кого было это!
— Уже двое!
— Ага. И это заставляет задуматься насчет Торна.
Джилл села и дрожащими пальцами зажгла сигарету.
— Послушайте, — сказал Грейвз, — весь спирт на борту корабля хранится у меня в шкафчике. Предназначен он исключительно для медицинских целей, но мне кажется, что вам сейчас необходимо лекарство. Да и мне оно тоже не повредит.
Пока доктор искал бутылку, Джилл рассказала ему о подслушанной ею ссоре между Торном и Обреновой.
Грейвз подал ей чашку рубинового напитка и задумчиво произнес:
— Значит, они не были случайными знакомыми?
— Не думаю. Но я не понимаю, что все это может означать?
— А кто понимает? Может быть, один лишь Торн. Ну-ка, поехали!
Джилл отхлебнула глоток освежающего, пахнущего фруктами напитка и сказала:
— Мы не нашли ничего подозрительного в их каютах — Фаербрасса, Обреновой и Торна.
Помолчала и добавила:
— Была там одна вещь, важная не столько своим присутствием, сколько отсутствием. Вроде той собаки из рассказа о Шерлоке Холмсе, которая не лаяла. Ни в вертолете, ни в каюте Торна не оказалось его грааля. Я приказала произвести более тщательный обыск в вертолете. Несколько часов назад вы сказали мне, что Торн пришел в себя. Его можно допросить?
— Только недолго. А вообще-то я посоветовал бы подождать, пока он немножко не окрепнет. А то сейчас, если он не захочет отвечать, он всегда может притвориться, что уснул.
Зазвонил интерком. Грейвз щелкнул переключателем.
— Доктор? Говорит старший сержант Кочевел. Мне нужно кое-что доложить капитану.
— Капитан слушает, — вмешалась Джилл.
— Капитан, мы только что обнаружили в вертолете номер два бомбу. Пластиковая взрывчатка. На первый взгляд весит килограмма два; таймер настроен на радиосигнал. Подложена под шкафчик с оружием в хвостовой части вертушки.