Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел - Страница 18


К оглавлению

18

Он стоял рядом, дыша парами виски ей прямо в лицо. На голову ниже ее, широкие плечи, мускулистые руки и выпуклая грудь, находившаяся в забавном контрасте со стройными и даже тощими ногами. Карие большие глаза, белки налиты кровью. Голова крупная, лоб выпуклый, а бронзовые волосы так курчавы, что стоят как на пружинах. Считалось, что он мулат, но, видимо, кавказские и онондагские гены доминируют. Вполне мог бы сойти за провансальца или каталонца. Или за любого другого выходца из Южной Европы.

Он оглядел ее с головы до ног. Может быть, этот нагловатый взгляд был вызовом — не попытается ли она сбить его с ног, как только что сбила Сирано?

Джилл спросила:

— О чем ты думаешь? О том, достаточна ли моя квалификация, чтоб стать офицером корабля? Или о том, какое тело скрывает это мешковатое тряпье?

Фаербрасс снова громко расхохотался. Когда же успокоился, то ответил:

— И о том и о другом.

Шварц был явно шокирован. Он был мал ростом и худощав, голубоглаз и обладал довольно темной шевелюрой. Джилл сердито глянула на него, и он тут же отвел глаза. Эзикиел Харди, как и Сирано, был почти одинакового роста с Джилл. У капитана узкое лицо, высокие скулы и черные волосы. Харди не сводил с нее твердых бледно-голубых глаз.

— Я повторю, потому что все должно быть предельно ясным, — сказала Джилл. — Я ничем не хуже любого мужика и могу это доказать в любую минуту. И я — для вас Божий дар. У меня ученая степень по машиностроению, и я могу спроектировать воздушный корабль от «А» до «Z». Имею 8342 часа летного времени на четырех типах летательных аппаратов. Могу справиться с любым постом, включая пост капитана.

— А какие у вас доказательства? — спросил Харди. — Могли ведь все придумать, верно?

— А где ваши документы? — ответила Джилл. — И если вы даже и в самом деле капитан китобойного корабля, так что? Какими вы обладаете данными, чтоб стать членом команды дирижабля?

— Ну-ну, — успокаивающе сказал Фаербрасс, — давайте не будем надрывать кишки этаким ором. Я верю тебе, Галбирра. Не думаю, что ты из числа самозванцев, с ними мне уже приходилось иметь дело.

Но одно должно быть тебе ясно до конца. У тебя, конечно, квалификация черт знает на сколько выше моей, если говорить о состоянии на данную минуту, так что претендовать на пост капитана ты можешь. И тем не менее капитан — я, босс — я, и большая головка сыра — это тоже я! Все представление — моя заслуга, от начала и до конца! На Земле и вон там — на небесах. Я не стал бы отказываться от поста главного инженера на пароходе Клеменса ради того, чтобы стать пешкой в этом Проекте.

Я — капитан Фаербрасс и прошу ни на минуту не забывать об этом. Если это о’кей, если это подписано и прихлопнуто печатью, тогда я готов прыгать до потолка от восторга, приветствуя тебя на борту. Ты можешь даже стать моим первым помощником, причем без всяких сексуальных обязанностей, хотя, правда, пока ничего определенного обещать не могу. Список команды еще далеко не заполнен.

Он умолк, задрал голову еще выше и поглядел на нее прищуренными глазами:

— Итак, первый пункт с плеч долой. Теперь тебе предстоит еще поклясться собственной честью и Богом (если ты в него веришь), что будешь повиноваться законам Пароландо. Без всяких там «если», «но», «и» и так далее.

Галбирра колебалась. Облизала губы, ощущая, что во рту все пересохло. Она хотела… нет, нет, она жаждала стать членом команды дирижабля. Она просто видела его в эту минуту своим внутренним зрением. Он висел над ними, бросая огромную тень на нее, Фаербрасса, отливая серебром там, где лучи воображаемого солнца лились на его поверхность.

— Я не могу приносить в жертву свои принципы, — сказала она наконец. Сказала так громко, что мужчины даже вздрогнули. — А может, у вас тут существует неравенство между мужчинами и женщинами? Может, у вас есть дискриминация по половым, расовым, национальным и тому подобным признакам? И особенно по половым?

— Нет, — ответил Фаербрасс. — Во всяком случае, теоретически и по закону. Фактически же, то есть в персональном аспекте, разумеется, есть. Существует, как существовала всегда и повсюду, дискриминация, основанная на компетентности. У нас тут очень высокая планка стандарта. Если ты одна из тех, что думают, будто человеку надо давать работу потому, что он или она принадлежат к группе, которую раньше подвергали дискриминации, тогда забудь об этом. Или уноси отсюда свою задницу.

Джилл думала. Мужчины глядели на нее, видимо, понимая, какая борьба идет в это время в ее душе.

Фаербрасс снова широко улыбнулся.

— Не тебя одну раздирают противоречия, — сказал он. — Ты мне ужасно нужна, наверняка почти так же, как тебе хочется стать членом нашей команды. Но и у меня есть принципы, совсем как у тебя.

Он ткнул большим пальцем в сторону Харди и Шварца.

— Ты глянь на них. Оба из девятнадцатого века. Один австриец, другой из Новой Англии. Но они не только согласились считать меня капитаном, они стали моими близкими друзьями. Может, они все еще считают — там, в самой глубине души, — что я нахальный ниггер, но они изувечат любого, кто так меня обзовет. Верно, ребята?

Оба кивнули.

— Тридцать один год жизни в Мире Реки меняет человека. Если, конечно, он способен меняться. Ну, так что ты скажешь? Хочешь услышать Конституцию Пароландо?

— Конечно. Я не приму решения, пока не узнаю, на что иду.

— Она сформулирована великим Сэмом Клеменсом, который уехал на своем пароходе «Марк Твен» почти год назад.

— Тот самый Марк Твен? Мне кажется, это отдает бахвальством, а?

18