Первый обыск на корабле не выявил ни бомб, ни радиопередатчиков. Опасаясь, что экипаж все же мог оставить без внимания какие-нибудь жалкие квадратные сантиметры площади, Джилл отдала приказ о новом обыске. Теперь он охватил даже верхнюю поверхность дирижабля. Люди взобрались на его спину и на четвереньках обошли ее всю, освещая дорогу электрическими фонариками. Другие члены экипажа при свете ярких прожекторов внимательно осмотрели наружную поверхность хвостовой структуры.
Бомб не было нигде.
И все же желанного облегчения Джилл не обрела. Если Торн с самого начала планировал где-то спрятать взрывчатку, он мог заложить ее даже в газовые отсеки. А если он прибег к такой хитрости, то, значит, уменьшил в них давление газа, ибо попасть в газовый отсек невозможно, не выпустив в воздух какое-то количество невосполнимого водорода. Правда, не стоило забывать, что речь идет о передатчике, а это вещица маленькая. Кроме того, он мог быть замаскирован под что-нибудь другое.
Эта мысль послужила основанием для третьего обыска, когда досмотру подвергли все, даже самые небольшие механические и электронные приборы с целью установить, действительно ли это то, на что они похожи с виду. Все оказалось в порядке, но само предположение, что передатчик может быть замаскирован под нечто иное, отнюдь не способствовало снижению напряженности.
Конечно, пока Торна держат в больничке, он никак не сумеет добраться до спрятанного где-то передатчика. На дверь больнички поставили новый замок; а еще там всегда находились вооруженные часовые — двое снаружи и двое — внутри.
Джилл обсудила с Сирано еще одну беспокоившую ее проблему.
— Сэм, надо думать, дико разозлится, когда узнает, что ровным счетом ничего не сможет сделать, если даже доберется до этих краев. Возможности подняться на самый верх Башни с поверхности моря у него нет никакой. А если б он это невозможное и совершил, то все равно внутрь Башни ему не пробиться.
Вполне вероятно, что одному-двум членам его экипажа удалось бы пройти по проходу, если только допустить, что они попадут на крышу. Но где гарантия, что с ними не случится того же, что случилось с Пискатором?
— Да кто знает, что там есть, в этом проходе! — мрачно отозвался Сирано. Маленького японца он любил почти так же нежно, как и самого Фаербрасса.
— А не говорил ли вам Фаербрасс о лазере, спрятанном на борту «Марка Твена»?
Сирано так и подпрыгнул.
— Ага! Какой же я глупец! Лазер! Да, конечно же, Фаербрасс говорил мне о нем! Неужели же он сказал бы об этом вам, а от меня утаил бы! Да я свинью готов поцеловать в гузку, если он на такое способен!
— Что ж, возможно, металл Башни способен противостоять даже лазерному лучу, но узнать об этом можно лишь попробовав, не так ли?
Но француз уже успел снова погрузиться в пучины печали.
— А как мы решим проблему топлива? Мы же не сможем долететь до корабля Сэма, взять у него лазер, вернуться сюда, а потом лететь в Пароландо или к Сэму. Для этого нам горючего никак не хватит!
— Лучше нам забрать у Сэма лазер, потом отправиться в Пароландо, изготовить там побольше горючего, а уж потом вернуться сюда.
— На это уйдет уйма времени. Но другого, похоже, нам ничего не остается. А что, если этот упрямец Клеменс не позволит нам воспользоваться лазером?
— Не вижу, как он сможет отказать нам в этом, — задумчиво сказала Джилл. — Другой-то возможности проникнуть в Башню все равно нет!
— Ах да, верно. Но не следует исходить из предпосылки, что логика может поколебать Клеменса. Он ведь человек, а следовательно, далеко не всегда может действовать логично. Но поживем — увидим.
Новая идея так захватила Джилл, что она уже не видела никакого смысла так долго ожидать возвращения Пискатора. Если он ранен или в плену — не имеет значения, захватили ли его живые существа или механические устройства — освободить его без лазера все равно невозможно.
Но сначала следовало допросить Торна. Приказав Коппенейму дожидаться ее возвращения, она вместе с Сирано пошла в больничку. Торн полусидел на кровати. Его правую ногу охватывало кандальное кольцо, прикованное к цепи, другой конец которой был приварен к кроватной раме.
Торн, когда они вошли, не сказал ни слова. Джилл тоже долго молчала, внимательно вглядываясь в его лицо. Мощные челюсти Торна крепко сжаты; подбородок агрессивно выдвинут вперед; темно-синие глаза почти скрыты за опущенными веками. Выглядел он этаким непоколебимым Люцифером.
— Не желаете ли вы сообщить нам о том, что случилось? — спросила Джилл.
Торн даже не счел нужным ответить.
Джилл распорядилась держать его в неведении о гибели вертолета, пока она сама не сочтет нужным сказать ему об этом.
— Мы знаем, что это вы взорвали бомбу. Вы убили Фаербрасса, Обренову и всех остальных, бывших в вертолете.
Глаза Торна широко раскрылись, но лицо нисколько не изменилось. Возможно, Джилл только померещилась едва заметная улыбка, скользнувшая по его губам?
— Вы виновны в предумышленном убийстве. У меня есть право расстрелять вас, и я не премину это сделать. Если, конечно, вы не расскажете мне обо всем.
Джилл ждала ответа. Торн молча глядел на нее злыми глазами.
— Мы знаем о маленьких шариках в лобных долях мозга у Фаербрасса и Обреновой.
Вот этим она его достала, этим задела некую чувствительную струну. Лицо Торна побледнело и сморщилось как от боли.
— У вас тоже есть такой шарик?
Торн застонал и ответил:
— Меня ведь подвергли рентгеноскопии. Как вы думаете, Фаербрасс взял бы меня с собой, будь у меня такой шарик?